Я не в своём уме, а в мери-эннином!
Если на карте прорезать борозды рек, перемешать всё и уменьшить на пару крат —
тогда получится северный город, где
где впрочем важно ли?
Город, в котором живёт мой брат.
Там как и здесь до утра не спится, и сквозняки, и под утро дрожь
перебирает по черепицам костяшками пальцев понурый дождь
так же обгрызены горькой ватой шпили, и по-бенгальски искрит трамвай
и если сесть и начать писать брату или
вообще не писать —
всё равно он прочтёт online
Здравствуй!
У нас на западном фронте циклона людские бури терзают край моего пальто
а ночи тихи как в пещере циклопа, где в овечьей шкуре зябнет великий кормчий Никто
я пробираюсь на чердаки чтобы депрессию сделать дисперсией
ловлю солнце в пыльные грани призм
в подъездах с дверями тяжёлыми как крышка гроба, курю черничные смеси —
порчу лестничных клеток метаболизм.
всё так же ношу в кармане томик, где больше прочих люблю про птицу и карусель
так странно —
ты узнаёшь мой почерк, хотя при этом свой не помнишь совсем.
В ответ он рисует мне долгий ящик, в котором барашек настолько же мёртвый, насколько живой.
А мне ведь не важно, кто из нас настоящий
и даже уже не страшно —
друг с другом
Друг Другом
Собой.
тогда получится северный город, где
где впрочем важно ли?
Город, в котором живёт мой брат.
Там как и здесь до утра не спится, и сквозняки, и под утро дрожь
перебирает по черепицам костяшками пальцев понурый дождь
так же обгрызены горькой ватой шпили, и по-бенгальски искрит трамвай
и если сесть и начать писать брату или
вообще не писать —
всё равно он прочтёт online
Здравствуй!
У нас на западном фронте циклона людские бури терзают край моего пальто
а ночи тихи как в пещере циклопа, где в овечьей шкуре зябнет великий кормчий Никто
я пробираюсь на чердаки чтобы депрессию сделать дисперсией
ловлю солнце в пыльные грани призм
в подъездах с дверями тяжёлыми как крышка гроба, курю черничные смеси —
порчу лестничных клеток метаболизм.
всё так же ношу в кармане томик, где больше прочих люблю про птицу и карусель
так странно —
ты узнаёшь мой почерк, хотя при этом свой не помнишь совсем.
В ответ он рисует мне долгий ящик, в котором барашек настолько же мёртвый, насколько живой.
А мне ведь не важно, кто из нас настоящий
и даже уже не страшно —
друг с другом
Друг Другом
Собой.